Otaku Festival

Отаку Фестиваль

Объявление

26 февраля 2011 года состоится «Отаку Фестиваль»,
посвящённый развитию фанатского движения
любителей аниме, манга, японских компьютерных игр и j-rock’а в России!

Фестиваль будет проходить один день в городе Санкт-Петербурге
с 13:00 до 19:00 в театре «Мюзик-Холл».

По адресу: Александровский парк, дом 4. Метро Горьковская.

Зал вмещает 1500 мест.

*

Все подробности на официальном сайте Фестиваля

 

Билеты на «Отаку Фестиваль» уже в продаже!

В день Фестиваля билеты на входе продаваться БУДУТ!





Участники
косплей-сценок, караоке и дефиле
проходят на Фестиваль бесплатно.


Остальным нужно приобрести билеты,
в том числе и помощникам косплееров.





Стоимость билетов от 400 до 500 р.,
в зависимости от места.


Партерряды с 1 по 16500 р.
Ложа А500 р.
Ложа Б500 р.
Партерряды с 17 по 23450 р.
Бенуарряды с 1 по 5450 р.
Балконряды с 1 по 4400 р.
Ярусряды с 1 по 2400 р.

В день Фестиваля
билеты будет можно купить,
но на 50 р. дороже своей цены.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.


Вы здесь » Отаку Фестиваль » Япония » Японские сказки


Японские сказки

Сообщений 1 страница 12 из 12

1

Бамбук до самого неба. 

Давно-давно это было.

Жили в одной деревне старик и старуха.

Как-то раз летним вечером сидят они на веранде своего дома, прохладой дышат. Задремали старики.

Вдруг словно кто-то в дверь постучал: тон-тонтон. Не понять даже, наяву это слышится или во сне.

И снова: тон-тон-тон.

Проснулась старуха, разбудила старика.

— Дед, к нам стучатся. Выйди навстречу гостю.

Старик пошёл к передней двери, а старуха из кухонной выглянула. Никого. Видно, почудилось. Снова задремали старики.

Вдруг опять откуда-то донеслось: тон-тон-тон.

— Да ты прислушайся, дед! Стучат-то внизу, под самой половицей.

Прислушался старик.

— Правда твоя, старуха, пойду-ка я посмотрю.

Заглянул он под веранду — и что же видит! Росток молодого бамбука упёрся в половицу и стучит: тон-тон-тон.

— Ах ты бедняга! Трудно тебе приходится. Расти-то дальше некуда. Ну ничего, я выпущу тебя на волю.

Прорубил старик дыру в половице и освободил верхушку бамбука. Распрямился молодой бамбук. Согрело его солнце, овеял тёплый ветер. Рос бамбук быстро-быстро.

Но скоро повстречал он на своём пути новую помеху. И трёх дней не прошло, как молодой бамбук снова упёрся — в потолок: тон-тон-тон, тон-тон-тон.

— О-о, опять ты просишься на свободу! — смеётся старик.— Погоди, погоди, сейчас я тебе помогу.

Прорубил старик дыру в потолке.

Но не прошло и двух дней, как снова послышалось: тон-тон-тон.

Упёрся молодой бамбук в черепичную кровлю. Не пожалел старик кровли — разобрал черепицу.

Теперь над зелёным ростком только синее небо. Всё дальше от земли уходила его верхушка. А старик со старухой любовались, как тянется ввысь молодой бамбук, и так радовались, словно был он их родным сыном.

— Смотри, старая, как он вырос. Уж и не видать его верхушки. Скрылась в облаках.

— Он теперь, дед, поднялся выше самой высокой горы. Выше горы Фудзи вознёсся наш бамбук. Вот узнать бы, докуда он дорос.

— А вот завтра, старая, влезу я по его стволу на самую верхушку. Тогда и узнаем.

На другое утро поднялись старик со старухой рано-рано. Старуха лепёшек напекла.

Подкрепился старик в дорогу. Привязал узелок с лепёшками к поясу. Старуха ему с собой крепкую верёвку дала:

— Устанешь, дед, так привяжи себя крепко-накрепко к стволу, отдохни немного. А там и опять полезай.

— Ну, прощай, старая, жди меня.

— Ты смотри, дед, осторожнее. Годы твои немолодые. Ведь недаром говорят: «Обезьяна и та падает с дерева».

Вот полез старик кверху по стволу бамбука. Старуха рукой машет на прощанье: возвращайся, мол, скорее.

Поднялся старик вровень с крышей дома, посмотрел вниз — старуха во весь рот ему улыбается. Поднялся он выше самой высокой сосны во дворе дома, опять вниз глянул, а лицо у старухи стало маленькое-маленькое, как орешек. Лезет старик всё выше, карабкается, уж и жаворонок до него не долетит.

А старуха с земли смотрит.

Вот старик стал величиной с дыню, вот с баклажан, вот с горошину, вот с кунжутное семечко, а там, смотри-ка, и вовсе из глаз пропал.

Старик на свой дом с вышины посматривает. Вот стал его дом величиной с дыню, вот с баклажан, вот с горошину, вот с кунжутное семечко — и совсем исчез, словно растаял.

Посмотрел старик на небо. Нет, ещё не видать верхушки бамбукового ростка.

Верно, долго ещё лезть придётся. Вот снежная вершина Фудзи стал величиной с горошинку, вот уже её и совсем не видно. Да что там гора Фудзи! Вся Япония теперь словно маковые зёрнышки — и не разглядишь.

Наконец совсем скрылась земля из виду. Вокруг только широкое небо.

Привязал старик себя верёвкой к стволу, отдыхает и думает: «Как-то там теперь моя старуха? Верно, тревожится обо мне».

Но уж не спускаться же вниз, когда залез так высоко! Отдохнул он, собрался с силами и снова полез по стволу.

Поглядел вверх — не узнать неба, так переменилось.

Были звёзды величиной с кунжутное семечко, а теперь стали крупные, как горошины. Луна была величиной с круглый веер, а теперь большая-большая, как гора Фудзи.

Видно, дорос бамбук до самой луны. Обрадовался старик. «Хорошо бы,— думает,— в Лунном царстве побывать. Много про него на земле чудесного рассказывают».

Наконец добрался он до верхушки молодого ростка.

— Утомился я в дороге,— говорит,— и ты, верно, тоже устал, бедный. Вон ведь докуда дорос.

В Лунное царство серебряные ворота ведут, а у ворот два зайца на страже стоят.

Не раз, когда старик с земли на луну смотрел, казалось ему, что видит он дерево, а под ним зайца с длинными ушами. «Не обманули меня глаза,— думает,— вот они, лунные зайцы!»

Вошёл старик в ворота. За воротами сад. Растут в нём серебряные деревья с жемчужными ветками.

А в глубине сада серебряный дворец виднеется. Встретили гостя у входа маленькие звёзды и провели в богато убранный чертог. Весь он так и светится.

Посадили старика на парчовые подушки, подносят ему разные кушанья, чаем угощают.

Вышла к гостю сама Лунная дева.

Говорит она старику:

— Спасибо тебе, что навестил нас. Все мы тебе рады. Ты добрый человек, позаботился о нашем любимом ростке бамбука. Погости у нас, не торопись домой… Эй, зайцы, звёзды, позабавьте гостя!

Стали зайцы плясать перед стариком. Скачут друг через друга, кувыркаются. Одни в барабан стучат, другие в ладоши прихлопывают, третьи поют:

Заяц, заяц, отчего
У тебя такие уши
Длинные, длинные,
Словно листья у бамбука?
Бам-бам-бам, бум-бум-бум.

Оттого что в детстве мама
За уши меня тянула,
Стали уши у меня
Длинные, длинные,
Словно листья у бамбука.
Бам-бам-бам, бум-бум-бум.

Потом звёзды начали кружиться в хороводе и запели звонкими серебряными голосами:

Свет-свет-светляки!
Свет-свет-светляки!
Если будут вас ловить,
Прилетайте к нам сюда.

Смотрит старик, слушает. Незаметно время летит, на земле уже вечер близок.

И тут вспомнил старик о своей старухе. Верно, ждёт она не дождётся. Пора и домой.

Простился старик с Лунной девой, простился со звёздами, а зайцы его до самых ворот проводили.

Спускаться-то скорей, чем подниматься.

Вот звёзды стали маленькими-маленькими и скоро совсем из виду пропали, а внизу земля показалась. Сперва была она с маковое зёрнышко, а потом стала как орешек, а потом — как баклажан, а потом — как большая дыня. Вот её уж и глазом не измерить. Гора Фудзи высится большая-большая. А вот и родная деревня! Вот уж и дом старика виден.

Спустился старик до самой своей крыши и зовёт:

— Старуха, а старуха, выходи-ка меня встречать!

А старуха с самого утра ждёт, места себе не находит. Всё на небо поглядывает, даже шею заломило. Под вечер пошла домой ужин варить, но на голос старика бегом из дверей выбежала:

— Наконец-то вернулся! Вот радость! А у меня как раз ужин поспел. Ну, рассказывай, где побывал, что видел.

— А видел я, старая, чудеса. Наш-то бамбук до самого неба дорос! Вот ты послушай…

Поужинал старик. Трубку покуривает и старухе рассказывает про Лунное царство. Удивляется старуха:

— И правда чудеса! Нет, старик, уж ты как себе хочешь, а завтра возьми меня с собой на небо. Посмотрю и я, как звёзды пляшут.

Пожалел старик старуху. Не много она в жизни радостей видела. Пусть хоть напоследок в Лунном царстве побывает.

Вот на другое утро встали оба рано-рано. Старуха по деревьям лазать не умеет. Посадил ее старик в большой мешок.

— Только помни, старуха: ты меня ни о чём по дороге не спрашивай. Я мешок в зубах буду держать. Если раскрою рот, беда случится! Полетишь ты камнем вниз, и костей не соберёшь.

— Не бойся, старый, ни о чем тебя не буду спрашивать, словечка не скажу. Буду молчком сидеть в мешке до самого Лунного царства.

Взял старик мешок в зубы — они у него были ещё крепкие — и полез вверх по стволу бамбука.

Вот поднялся старик выше своего дома, выше самой высокой сосны в саду. Стал его дом не больше дыни, а там с баклажан, а потом с горошину. Стал маленьким-маленьким, как кунжутное семечко, и совсем из глаз скрылся.

Высока снежная гора Фудзи, а теперь кажется не больше орешка. Много времени не прошло, глянул вниз старик, а уж вся Япония — маковые зёрнышки. И совсем в тумане растаяла. Передохнул старик и снова полез вверх.

Старухе в мешке ничего не видно. Была она словоохотлива. Надоело ей молчком сидеть. Но ведь старик приказал рта не раскрывать. Приказывать-то легко, а каково выполнить?

Лезет вверх старик, карабкается по стволу.

Были звёзды не больше кунжутного семечка, а теперь стали величиной с дыню. Луна — что большая гора.

Тут начала было старуха:

— Эй, послу…— да на полуслове спохватилась.

Немного времени прошло, она опять:

— Эй, послушай, дед…— да вовремя рукой себе рот зажала.

Чуть-чуть было старик не откликнулся, но, к счастью, промолчал.

А старухе всё больше не терпится:

— Эй, старик, далеко ещё?

Старик в ответ мычит:

— М-м-м.

Слово за слово, разговорилась старуха. Толкует о том о сем и время от времени спрашивает:

— Ну что, старик, далеко ли еще до луны? Скоро ли мы там будем? А что, виден уже серебряный дворец?

Вот уж Лунное царство так близко — рукой подать.

— Ну что, старик, долго ли ещё мне ждать? В мешке темно, душно…

Вот наконец серебряные ворота показались.

— Эй, старик, да когда же ты, наконец, доберешься до неба?

У старика с языка и сорвись:

— Уже добрался.

Только старик открыл рот, как при первом же его слове полетел мешок вниз. Вот он стал не больше дыни, вот уж он меньше баклажана, вот величиной с горошину, вот с маковое зёрнышко — и совсем из глаз пропал.

Выбежали звёзды и зайцы деду навстречу. Сама Лунная дева к нему вышла. Но не захотел старик один в Лунном царстве веселиться и начал быстро-быстро спускаться вниз.

Слез он с бамбука на землю и кричит:

— Эй, старуха! Вот я и домой вернулся.

Никто не отвечает. Никто не выбежал ему навстречу. Нет нигде старухи — ни дома, ни в саду.

Заплакал старик. Сел один ужинать.

Ночью проснулся он и слышит, словно кто-то стучится в двери и ставни.

Спрашивает старик спросонок:

— Где ты, старуха?

«Тут, тут,— слышится ему,— тут, тут».

Обратилась старуха в лёгкий ветерок.

Хлопочет ветерок в саду, сухие листья в сторону сгребает, бельё сушит — и всё шепчет, шепчет без умолку.

Прислушается старик и слова различает:

«Эй, дед, как живёшь? Хорош-ш-шо ли рис у тебя сварился?..»

2

Барсук и улитка 

Было это давным-давно. Барсук позвал улитку пойти вместе с ним на поклонение в храм Исэ (Исэ - местность в Японии, где находится много древних храмов; главный из них называется Исэ.).

Несколько дней были они в пути, и, когда подходили к Великому храму, улитка сказала:

- Господин барсук, что это мы с тобой плетемся шагом? Тебе не надоело? Не попробовать ли нам теперь пуститься до Великого храма Исэ наперегонки?

- Ну что же, это будет любопытно, - согласился барсук и приготовился бежать. Улитка раскрыла края раковины и незаметно пристроилась к кончику барсучьего хвоста. Барсук побежал.

- Разве я уступлю какой-то улитке! - приговаривал он, прибавляя шагу.

Вскоре он нырнул в ворота храма.

- Ну вот, я победил!

Барсук от радости махнул хвостом, ударил им о каменную ступеньку - и тут послышалось: "Крак!"

У улитки, примостившейся на кончике его хвоста, откололась половина раковины и упала на землю. Но улитка, превозмогая боль, сказала:

- Эй, господин барсук, ведь ты опоздал! Я уже давно здесь. Видишь, вылезла из раковины, чтобы отдохнуть.

Разве могла хитрая улитка признаться, что она проиграла?!

3

Господин Соломинка 

Жил да был один крестьянин, звали его Йосаку. Не было у него своего поля, своего дома. Он ходил от деревни к деревне и помогал крестьянам выращивать урожай за кусок хлеба и мизерную плату. Юноша терпеливо сносил все невзгоды и благодарил Будду за то, что он дает ему возможность зарабатывать свой хлеб.
Однажды ночью Будда явился юноше в золотом сияньи. И сказал Будда: "Ты удивительный человек, Йосаку, ты живешь в бедности и довольствуешься малым. Ты много работаешь и не просишь лишнего. Встань завтра с первыми лучами солнца. Первое, что ты возьмешь в руки принесет тебе счастье." Сказав это Будда исчез, будто его и не было.
Наутро Йосаку, как обычно, отправился на работу. Споткнувшись о камень, Йосаку упал и сильно ушибся. Когда он встал, он заметил, что сжимает в руке соломенный стебель. "Сомневаюсь, что это то самое, что Будда посоветовал мне взять в руки. И как же это соломенный стебель принесет мне счастье?" - подумал юноша.
Откуда ни возьмись, появился огромный слепень. Он стал жужжать и кружиться вокруг лица юноши. Йосаку поймал слепня и привязал его к концу соломенного стебля и слепень продолжал жужжать и кружиться вокруг стебля, как заводная игрушка. Мальчик, встретившийся на его пути, захотел поиграть с этой забавной игрушкой и Йосаку с легким сердцем подарил ребенку соломенный стебель. За эту игрушку слуга мальчика дал ему три апельсина. "Чудесно! Целых три апельсина за соломенный стебелек!" - подумал Йосаку и пошел дальше.
Вскоре он нагнал женщину, присевшую на обочине дороги.

- Ох, как жарко, - сказала женщина, - я умираю от жажды....

- Если эти три апельсина спасут вас, пожалуйста, возьмите их! - сказал добрый юноша. Женщина съела их, и силы вернулись к ней. Она поблагодарила Йосаку за спасенье и подарила ему рулон шелка.

"Этот дорогой рулон шелка уж точно - подарок Будды!" - сказал себе Йосаку и продолжил путь. Вскоре на его пути встретились два самурая, стоящие над лошадью, которая упала от жары и усталости. "Ну что нам делать с этой дохлятиной?" - спросил самурай. Йосаку пожалел лошадь и обратился к самураям: "Господа самураи, не обменяете ли вы эту несчастную лошадь на превосходный рулон шелка?"
Самураи с радостью согласились, и взяв дорогую ткань пошли прочь.

- Не сладко тебе пришлось, - сказал Йосаку лошади. Он напоил ее, дал ей отдохнуть, и лошадь вскоре снова встала на ноги.

Йосаку оседлал лошадь и вскоре достиг окраины города. Он оказался возле большого дома, хозяин которого собирался в дальнюю дорогу. Йосаку рассказал хозяину дома о своем чудесном путешествии и спросил, не купит ли хозяин у него лошадь для своей поездки.
Хозяин подумал и сказал: "Я был бы рад купить у тебя лошадь, но у сейчас меня нет денег. Я бы мог отдать тебе часть урожая по возвращении, а ты пока поживешь в моем доме и присмотришь за хозяйством..." Так Йосаку достался и дом, и часть урожая. Юноша был счастлив. Он наконец-то почувствовал себя настоящим хозяином и трудился не покладая рук.
Йосаку вырастил прекрасный урожай риса. Когда пришло время и хозяин вернулся из поездки, он увидел, что его старый дом вычищен и сверкает, как новая монета. Обрадованный хозяин сказал: "Йосаку, я вижу, - ты очень хороший человек. Почему бы тебе не жениться на моей дочери и не остаться в нашем доме навсегда?"
Йосаку с радостью согласился. Он женился на дочери хозяина и они жили долго и счастливо. У них было много детей. Он продолжал много работать, как и раньше и стал очень богатым человеком. Йосаку всегда помогал беднякам. За его доброту все в городе называли его "Варашибе Чойа", что значит "Господин Соломинка".

4

Гомбей-птицелов

На самом севере Японии, на острове Хоккайдо, в деревне Инаги, жил крестьянин Гомбэй. Не было у него ни отца, ни матери, ни жены, ни детей. И земли у него не было. Жил он один на самом краю деревни, в маленькой избушке, а промышлял охотой на диких уток.
Каждый день Гомбэй поднимался до зари, шёл к большому озеру неподалёку от деревни, расставлял ивовые силки и долго-долго стоял у воды, подстерегая уток. За день ему удавалось поймать когда трёх, а когда двух уток. А бывало, что в силки к нему попадала всего одна утка, а то и вовсе ни одной.
Вот как-то ранней весной Гомбэй три дня подряд приносил домой только по одной утке. На третий вечер, возвращаясь с охоты, он стал думать:
“Ставлю я каждый день по три силка, просиживаю у озера с зари до зари, а ловлю всего-навсего по одной утке в день. Вот и завтра мне опять придётся встать ни свет ни заря, а потом весь день мёрзнуть на берегу. А что, если бы я поставил на озере сто силков? Наловил бы я тогда сразу столько уток, что мог бы целый месяц сидеть дома и греться у печки”.
На другое утро Гомбэй никуда не пошёл, а сел плести из ивовых прутьев силки. Сплёл сто силков, расставил их на озере, а сам на ночь ушёл спать. Всю ночь ему снился один и тот же сон: будто со всего света слетаются утки и садятся прямо в его силки. Проснулся Гомбэй среди ночи, быстро оделся и побежал к озеру. Прибегает на берег, а никаких уток на озере нет. Как стояли силки с вечера, так и стоят. Все силки связаны верёвкой, а конец верёвки обмотан вокруг дерева.
Гомбэй оглядел силки и притаился на берегу у дерева.
Понемногу стало светать. И вдруг откуда-то в самом деле налетело много-много уток. Покружились они всей стаей над озером, а потом на воду села одна утка, за ней другая, третья, четвёртая. И как только садилась утка на воду, так прямо и попадала в силки Гомбэя.
Скоро во всех силках было по утке. Только один силок ещё оставался пустым, а над озером летала последняя утка. Тут Гомбэй отвязал от дерева конец верёвки и стал медленно наматывать её себе на руку. Ему жаль было вытаскивать силки, пока хоть один силок оставался пустым.
“Ещё бы одну утку поймать, и у меня будет целых сто. Тогда я и вытащу силки.”
А тем временем уже совсем рассвело и взошло солнце. Когда оно показалось из-за гребня гор, яркие лучи его упали на озеро, и вода в озере заблестела, засверкала. Утки на воде встрепенулись, замахали крыльями, и все девяносто девять с силками на ногах поднялись над озером. Гомбэй крепко натянул верёвку. Но утки были сильнее его - их ведь было девяносто девять. Они поднимались всё выше, а с ними вместе уходила верёвка. Уже не Гомбэй тянул верёвку, а верёвка тянула Гомбэя. И вот он отделился от земли и поднялся в воздух. Чем выше летели утки, тем выше поднимался и Гомбэй. Он висел на конце верёвки и крепко держался за неё обеими руками. Озеро осталось далеко внизу. Гомбэй только жмурился - он боялся посмотреть вниз. А утки летели всё выше, всё дальше, пролетели над озером, над деревней, над лесом, взвились над горой. И вдруг верёвка, на которой висел Гомбэй, оборвалась. Утки улетели дальше, а Гомбэй повис в воздухе. Сердце у него замерло от страха.
Тут бы Гомбэю и упасть, но он не падал. Удивился Гомбэй и осторожно открыл глаза. И что же? Он увидел, что по-прежнему летит по воздуху. Его подхватил ветер. Сильный ветер нёс Гомбэя высоко над землёй, над лесами, над горами, над долинами, над морем, далеко-далеко к югу. Летел Гомбэй день, летел другой, летел третий. На третий день ветер немного утих, и Гомбэй стал медленно-медленно спускаться на землю. Смотрит, а под ним крыши домов и кругом поле. На поле крестьяне сеют ячмень. Как раз посреди поля и опустился Гомбэй. Тут крестьяне бросили работу и со всех сторон побежали к нему. Гомбэй потопал ногами, помахал руками - от долгого полёта он не чувствовал ни рук ни ног, - а потом вежливо поздоровался с крестьянами и спросил:

- Что это за деревня? Куда я попал?

- Это деревня Акано, - ответили крестьяне.

- Никогда не слыхал про такую деревню. А вы-то сами японцы?

- Конечно, мы японцы! А ты, верно, издалека, раз не знаешь деревни Акано?

- Я с острова Хоккайдо, с самого севера Японии.

- А деревня Акано - на острове Кюсю, на самом юге Японии. Как же ты попал к нам и почему свалился с неба?

Тогда Гомбэй рассказал крестьянам, как его подняли в воздух утки, а потом три дня нёс ветер.

- Теперь тебе до дому не добраться, - сказали крестьяне, выслушав рассказ Гомбэя. - Для этого пришлось бы переплыть много проливов и морей и пройти пешком всю Японию с юга на север. Это тебе будет не по силам. Оставайся лучше с нами. Поселись у нас в деревне, помогай нам в работе, а мы тебя будем кормить.

Гомбэй немного подумал и согласился.

- На родине у меня никого и ничего не осталось. Отчего бы мне и не пожить у вас?

Так Гомбэй и остался жить на острове Кюсю, в деревне Акано. Поселился он у крестьян, помогал им в работе, сеял с ними ячмень, вырывал сорняки. Время шло быстро, кончилась весна, а потом и лето. Ячмень вырос и созрел, настала пора жатвы.
Однажды рано утром крестьяне пошли с серпами в поле и принялись за жатву. Гомбэй тоже усердно взялся за работу. Вдруг ему попался очень толстый, высокий колос. Гомбэй пригнул его к земле и хотел уже срезать серпом, как вдруг колос отпрянул обратно и ударил Гомбэя с такой силой, что подбросил его в воздух. Но Гомбэй не упал на землю. Его снова подхватил ветер и поднял высоко над полем.

Гомбэй не удивился. Он сразу понял, в чём дело.

- Это, верно, тот самый ветер, который принёс меня на Кюсю! Теперь ветер возвращается обратно и, конечно, донесёт меня домой.

На этот раз Гомбэй устроился в воздухе поудобнее, чтобы у него опять не затекли руки и ноги.
А ветер нёс Гомбэя высоко над землёй: над лесами, над горами, над долинами, над морем, далеко-далеко на север. Целый день нёсся по воздуху Гомбэй, но вот к вечеру ветер утих, и Гомбэй медленно-медленно опустился на землю.

“Я летел нынче только день, а в тот раз летел три дня. Значит, я ещё не прилетел на Хоккайдо”, - подумал Гомбэй.

Он огляделся. В самом деле: место было незнакомое. Кругом - пустынная равнина. Не то что жилья - даже деревца или кустика не было видно вдалеке.

Гомбэю стало страшно. К тому же солнце уже село, и стало темнеть, и со всех сторон надвигались тёмные тучи.

“Скоро дождь пойдёт. Куда я укроюсь?” - подумал Гомбэй. И он быстро зашагал вперёд, надеясь дойти до какого-нибудь жилья.

Вдруг он наткнулся на большой белый гриб.

“Вот какие удивительные грибы растут в этой стране!” - подумал Гомбэй. Но, нагнувшись, он увидел, что это вовсе не гриб, а широкая крестьянская шляпа, сплетённая из рисовой соломы.

“Вот хорошо! - обрадовался Гомбэй.- В такой шляпе я и в дождь не промокну!”

Он поднял шляпу и хотел надеть её на голову. Но шляпа была ему мала. Долго тянул её за широкие поля Гомбэй и наконец всё-таки напялил её себе на голову. А чтобы она не улетела, завязал под подбородком тесёмками и зашагал дальше.
Не прошёл Гомбэй и сотни шагов, как в самом деле стал накрапывать дождь. Всё небо застлали тучи. Ветер так и рвал шляпу с головы. Но шляпа плотно сидела на голове у Гомбэя, да и тесёмки были завязаны крепко.
Долго рвал ветер шляпу и наконец поднял её в воздух вместе с Гомбэем, да так высоко, что Гомбэй уже не видел под собой земли - ни лесов, ни гор, ни моря, - а видел только облака под ногами.
Первый раз в жизни Гомбэй видел облака так близко. Одни облака были курчавые, а другие гладкие, одни толстые и пушистые, а другие сплющенные и тонкие.
Так летел он над облаками день, летел другой. А на третий день ветер утих, и Гомбэй стал опускаться на землю.

“Куда-то теперь я попаду?” - подумал Гомбэй.

Он посмотрел вниз и увидел, что опускается в большую деревню. Посреди деревни стояла высокая пятиэтажная пагода. Не успел Гомбэй её как следует разглядеть, как очутился на самой её вышке и ухватился руками за шпиль пагоды. Стоять так высоко было страшней, чем летать.
Огляделся Гомбэй кругом, поискал, нет ли ступенек, но никакой лестницы не было. Тогда Гомбэй громко, во весь голос, закричал:

- Помогите! Помогите!

На крик изо всех домов выбежали люди. Вся деревня сбежалась к пагоде. Сначала никто не мог понять, откуда слышен голос. Вдруг один мальчик крикнул:

- На пагоде человек!

Тогда все столпились вокруг пагоды и задрали головы кверху. Снизу Гомбэй казался таким крошечным, что его трудно было даже разглядеть. А он смотрел вниз и кричал:

- Помогите! Помогите!

И вдруг у него закружилась голова.

Гомбэй покачнулся, выпустил из рук шпиль и упал с пагоды прямо на столпившихся внизу крестьян. Крестьяне ахнули, бросились в стороны да так стукнулись лбами друг о друга, что у всех из глаз посыпались искры. От искр всё кругом загорелось. И крестьяне сгорели. И пагода сгорела. И Гомбэй сгорел. И сказка вся тоже сгорела.

5

Бог горы и рыба-окодзэ

В далекие времена жили в одной деревне очень богатые люди. Почему они были такими богатыми? Да потому, что дружили крестьяне той деревни с самим богом горы. Вот и помогал он им хороший урожай вырастить, вредных насекомых да темные силы отогнать.
Каждую осень уходил бог в горы, и оттуда, сверху, за деревней присматривал. А весной он обязательно вниз спускался и в деревню приходил. Ждали его крестьяне с нетерпением - никогда без бога горы рис на поля не высаживали, потому и называли его весной богом рисового поля.
Был бог горы очень добрым, но уж слишком застенчивым: то краснел от скромности, то лицо прикрывал от смущения, ну впрямь как юная девушка.
Но вот как-то по весне случилась такая история. Как всегда, пришел бог горы в деревню - крестьяне как раз рис сажали. Встретили его как полагается - с почестями, подарки поднесли, угощение устроили. И все было бы ладно, если бы не надумал бог горы по деревне прогуляться. Обошел он дома, обошел поля да и к ручью вышел. Сел на бережок отдохнуть. Сидит - любуется. И надо же было такому случиться, чтоб посмотрел бог горы в ручей, отражение свое-то и увидел! А как увидел, так и запричитал:

- Ой, ой! Вот беда! Неужели это я?! Никогда не знал, что я такой урод! Ну и лицо! Как же мне стыдно! Как стыдно!

Заплакал бог горы горючими слезами, пожитки подхватил и в горы стремглав побежал.

Растерялись крестьяне.

- Подожди! - кричат. - Не печалься! Мы тебя и такого любим и чтим!

А бог горы бежит без оглядки, ничего слышать не хочет.

Испугались крестьяне. "А что, если он теперь никогда не вернется?" - думают. Так и случилось. Спрятался бог горы в лесной чаще, людям на глаза не кажется.
Пришла в ту деревню большая беда: рассада стала чахнуть, заливные поля сохнуть, а деревья в горах и вовсе расти перестали. Не знают крестьяне, что делать, как горю помочь. Думали они, думали, да и пошли к одной мудрой старушке совета просить. Рассказали они ей про свою беду.
Задумалась старушка, а потом и говорит:

- Старая я, годов двести, почитай, на свете живу. Не припомню что-то, как этот бог горы выглядит. Вы сами-то его хорошо в лицо помните?

- А как же? - удивились крестьяне. - Каждый год по весне он в деревню приходит.

- Ну и как? - опять спросила старушка. - Вправду он так собой нехорош?

- Вправду, - вздохнули крестьяне. - Да ведь это неважно! Все равно он для нас самый лучший!

- Конечно, - согласилась мудрая старушка, - самое главное, что бог горы добрый. Но вот незадача - уж очень он стеснительный. Видно, стыдно ему стало, что лицо у него уродливо, потому и убежал он от вас. Раньше-то он этого не знал.

- Что же нам теперь делать? - спросили крестьяне. - Беда у нас - того гляди в деревне голод начнется. Работаем мы на полях с утра до ночи, а ничего у нас не растет.

- Надо вам найти кого-нибудь еще некрасивей, чем бог горы, - посоветовала старушка. - Пусть увидит, что не он на свете самый безобразный.

Задумались крестьяне. Кто же еще так некрасив, как бог горы? Думали-гадали, но ничего не придумали.

- Ладно уж, - сказала старушка, - дам вам совет. Пойдите к нашему ручью и поймайте там рыбу-окодзэ. А как поймаете, посмотрите на нее внимательней - никто на свете так уродливо глаза не таращит!

- Окодзэ? И то правда!, - обрадовались крестьяне.

Сходили они к ручью, рыбу-окодзэ поймали издавай хохотать:

- Ха-ха-ха! Ну и рожа!

- Вот умора!

- Ай да уродина!

Посадили они рыбу-окодзэ в большой кувшин и скорее в горы побежали. Нашли дом бога горы, постуча-лись:

- Открой нам, бог горы, - просят. - Посмотри, что мы тебе принесли!

Открыл бог горы дверь, в кувшин заглянул - а там рыба сидит, глаза таращит, челюстями туда-сюда двигает! Жуть, да и только!

- Вот это да! - удивился бог горы. - Бывает же такое на свете! Вижу я, что есть кто-то еще уродливее меня! Как хорошо, что я не рыба-окодзэ! А она-то, она-то, посмотрите, как глазами вращает! Ха-ха-ха! Ой, не могу больше! Сейчас лопну от смеха!

Смеется бог горы, и крестьяне смеются. Радостно всем им стало и весело. Вернулось к богу горы хорошее настроение. Помирился он с крестьянами. Стали в деревне опять богато жить: рис на полях заколосился, плоды на деревьях созрели. И жили с тех пор всегда крестьяне и бог горы в мире и согласии.

6

Бочка, петушок и стрела 

Давно-давно жил в одной деревне бедный крестьянин, и было у него три сына.

Всем сыновья взяли: и красотой, и умом, но вот беда — не любили работать в поле. С утра до вечера упражнялись они в стрельбе из лука.

Не раз отец бранил их за это:

— На что крестьянину лук и стрелы? Всё равно что летом очаг, а зимой веер. Нет от них пользы.

Однажды во время жатвы отец пришёл с поля усталый и говорит своим сыновьям:

— Хватит, хватит стрелы пускать, попусту воздух рассекать. Возьмите в руки серпы и ступайте в поле.

Послушались было сыновья. Идут они с серпами в руках, но тут вдруг, на беду, где-то в роще птица засвистела. Вспомнили они, как свистит стрела в полёте, и воротились назад.

Смотрит отец, а сыновья опять луки натягивают. Тут уж пришёл конец его терпению.

— Вон из моего дома, непослушные! Знать вас больше не хочу! — И прогнал всех троих из дому.

Что тут будешь делать? Взяли с собой братья каждый по одной лепёшке и пошли, сами не зная куда.

С горы на гору идут они, через реки и потоки переходят.

Вдруг видят братья: перед ними перекрёсток. На три стороны дорога разбегается.

Тут сказал старший брат:

— Всем вместе идти — толку не будет. Пусть каждый выберет себе дорогу.

— Что ж, здесь и простимся,— решил средний брат.

А младший добавил:

— Но только уговор: не забывать друг друга.

Разлучились братья. Каждый пошёл своим путём.

Не прошло и часа, как старший брат увидел возле самой дороги домик бочара. Бочар молотком бамбуковые ободья на бочку набивает, да так ловко.

Спрашивает он юношу:

— Куда путь держишь?

— Иду какому-нибудь мастерству учиться.

— Тогда поступай ко мне в ученики. Я первый бочар в Японии. Никогда ещё на бочках моей работы ни один обруч не лопнул.

Понравились эти слова старшему брату. Поступил он к бочару в ученики.

А средний брат шёл по дороге и час, и другой, и третий. Вдруг увидел он возле самой дороги домик резчика по дереву.

Сидит резчик во дворе, работает. Остановился средний брат, любуется, какого красивого петуха резчик сделал. Так и кажется, что петух вот-вот крыльями взмахнёт.

Спрашивает резчик:

— Куда ты путь держишь, юноша?

— Иду какому-нибудь мастерству учиться.

— Так поступай ко мне в ученики. Я первый в Японии резчик по дереву. Звери и птицы у меня как живые.

Понравились среднему брату эти слова, остался он у резчика в учениках.

Долго шёл младший брат по дороге. В открытом поле и заночевать пришлось. Утром заглянул он в дорожный узелок с едой и видит: не осталось там ни одного куска лепёшки. А есть хочется до того, что в глазах темнеет.
Стал младший брат глядеть по сторонам и увидел грушевое дерево. Висят на самой его верхушке груши сочные, спелые. Снял он лук со спины, вынул стрелу из колчана и прицелился. Вдруг ветви дерева начали быстро-быстро подниматься и опускаться. Груши то вверх птицей взлетят, то книзу рыбкой нырнут.
Но юноша не раз сбивал птиц на лету. Спустил он стрелу и сбил одну грушу. Но только впился в нее зубами, как, откуда ни возьмись, прибежал хозяин грушевого дерева.

— Ого! До сих пор никто не мог сбить стрелой ни одной моей груши. Как же тебе это удалось? А ну-ка сбей ещё одну, я посмотрю.

Смутился юноша. Но делать нечего, прицелился и сбил ещё одну грушу.

— О-о, я вижу, у тебя меткий глаз и быстрая рука. Ну, а я первый стрелок в Японии. Поступай ко мне в ученики.

С радостью согласился юноша.
Прошло три года.
Усердно учились братья мастерству.
Старший стал таким искусным бочаром, что прочней его ободьев на свете не было. А уж если обод лопнет, то недаром. Это верный знак: быть беде!
Второй брат научился вырезать из дерева всевозможных зверей и птиц. Но лучше всего умел он делать петушков. Если грозит беда, встрепенётся петушок, забьёт крыльями и закричит громким голосом: «Кэкэро-о!»
Вот как-то раз подумал бочар: «Давно я не видел моих братьев. Каково-то живётся им на свете?»
Пошёл он сначала к среднему брату, а потом они оба вместе навестили младшего своего брата — стрелка.
Стали братья толковать обо всём, что случилось с ними за время разлуки.

— У меня дом просторный,— говорит бочар.— Пойдёмте ко мне, будем жить вместе ещё дружнее прежнего.

Средний брат охотно согласился, а младший не захотел оставлять своего учителя.

— Мне,— говорит,— ещё до настоящего мастерства далеко. Вчера за сто шагов мухе в правый глаз стрелой не попал. Нет, ещё рано меня мастером называть.

Подарили старшие братья младшему на прощанье бочку и петушка своей работы.

— Если на бочке лопнут ободья, знай: с нами беда случилась,— сказал старший брат — бочар.

— А если деревянный петушок встрепенётся, как живой, забьёт крыльями и закричит, скорей спеши к нам на выручку,— добавил средний брат.

Прошёл ещё год.

И вот однажды услышал младший брат громкий треск. Это лопнули обручи на бочке. Рассыпалась бочка, и вся вода из неё вылилась.

А деревянный петушок ожил, забил крыльями и закричал: «Кэкэро-о!»

«Дурной знак! — подумал младший брат.— Случилось большое несчастье».

Взял он лук со стрелами и поспешил на выручку.

Вот пришёл он к дому братьев. Видит, двери растворены, всё в комнатах переломано, перебито, а братья лежат мёртвые.

Поглядел младший брат вокруг и увидел на полу следы больших лап с когтями.

— О-о, так вот кто здесь разбойничал! Горные черти! Но не уйдут они от меня. Отомщу я за своих братьев.

Пошёл молодой стрелок в самую глубь гор искать чёртово логово. Спустилась ночь. И вдруг зажглись в густой чаще яркие огни. Это черти костры разожгли. Сидят они вокруг костров, пируют, песни горланят. Сколько их там — и красные с кривыми рогами, и синие с прямыми рогами!
А посреди восседает с важным видом главный чёрт и пьёт вино из золотой чарки. Брюхо у него как барабан, глаза красным огнём сверкают.
Прицелился младший брат получше и пронзил главного чёрта стрелой.
Что тут поднялось! Зашумели все, загалдели. Красные черти от страха стали синими, а синие так завопили, что покраснели от натуги.
Увидели черти юношу и стали умолять его:

— Не убивай нас своими страшными стрелами, могучий стрелок. Мы тебе подарим два бесценных сокровища.

— Несите их сюда, да скорее, не то перестреляю вас всех, как куропаток.

Принесли черти две палицы: золотую и железную.

— Вот возьми эти палицы, человек. Не простые они, а волшебные. Если стукнуть золотой палицей мёртвого по голове, он сразу оживёт. А вот этой, железной, стоит замахнуться — и целое войско победишь. А нам эти палицы ни к чему. Сильны они только в руках доброго человека.

— Хорошо,— говорит младший брат,— на этот раз я вас прощаю, но не смейте больше людям вредить. Живите тихо в своих горах.

Побежал он так быстро, как только ноги его несли к убитым братьям. Одного по голове хлоп! Другого по голове хлоп! Вскочили братья и спрашивают:

— Как это мы посреди дня так крепко уснули?

С той поры братья не расставались. Поселились все вместе и старика отца к себе взяли, на покое век доживать.

Не раз говорили братья:

— Одну стрелу легко сломаешь, а пучок стрел сломать трудно.

7

Брат и сестра 

В старину это случилось, в далёкую старину.
Жили в одной горной деревне сестра с братом, круглые сироты.
Сестру звали Сэкихимэ. Ещё и двенадцати лет ей не было, а уж она всё хозяйство вела и за своим младшим братом присматривала.
Встанет рано-рано утром, и воды наносит, и дом приберёт, и завтрак приготовит — всё вовремя. Проснётся младший брат Вакамацу, сестра умоет его, и оденет, и сказкой потешит.
А потом начнёт ткать полотно на продажу. До вечера ткацкий станок стучит: кирикара тон-тон-тон, кирикара тон-тон-тон. Быстро-быстро бегает уток по основе, а за ним длинная нитка торопится… Хорошая пряха была Сэкихимэ. Работает и песню поёт.
А на другом конце улицы стоял большой красивый дом. Жил в нём деревенский богач. Много у него было слуг и домочадцев, да только никто в том доме весёлых песен не пел.
Не всегда ведь богатство и радость по одной дороге идут.
Был у злого богача сынок Дзиро, первый в деревне драчун и обидчик. В школе все его боялись.
Вот однажды шёл Вакамацу мимо школы. А в это время ученики во дворе играли. И Дзиро тоже там бегал. Одному ножку подставит, другому подзатыльник даст. Увидел он маленького Вакамацу и давай дразнить его и насмехаться:

— Эй ты, Вакамацу! Тебе уже семь, а глупый совсем… В школу не ходишь… А ну, скажи, сколько будет: одна ворона да одна собака? Не знаешь? А какая дорога длиннее: из Киото в Осака или из Осака в Киото? Молчишь?.. Кыш-кыш, мальчик-глупыш!

Покраснел Вакамацу от стыда. Стал он краснее алого мака, краснее стручка спелого перца и с плачем побежал домой.
Вышла к нему сестра навстречу:

— Что с тобой? Отчего ты плачешь? Кто тебя обидел?

— Мальчишки дразнят, неучем меня зовут. Знаешь, как обидно…

Улыбнулась Сэкихимэ, легонько похлопала брата по плечу:

— Полно, полно, не плачь! Эту беду легко исправить. Завтра же ты пойдёшь в школу. Ложись-ка спать пораньше.

Утром дала Сэкихимэ брату ящичек с чёрной тушью и красивую кисточку. Взяла она мальчика за руку и отвела в школу.

Ласково встретил его учитель:

— Вот хорошо, Вакамацу, что ты учиться захотел. От ног следы сотрутся, а от кисти остаются.

— Ничего я ещё не знаю, не умею…— пожаловался мальчик.

— Это не беда! Ведь и высокую башню начинают строить с самого низу. Камень за камнем кладут, и подымается она до самых облаков. Садись сюда, вот твоё место.

Начал Вакамацу учиться. Мальчик он был понятливый, всё на лету схватывал. Скоро обогнал он в ученье всех других школьников.

А сын богача, Дзиро, завистливый был. Пошёл он жаловаться своему отцу:

— Неужели ты позволишь, чтобы этот малыш Вакамацу верх надо мной взял? Все меня засмеют. Ведь он не выше грибка в лесу.

— Это он тебе назло так хорошо учится,— решил богач.— А ты вот как сделай…

И научил сына, что тому говорить.

— Эй, друзья! — сказал Дзиро школьникам.— Всё мы учимся, учимся, надо и повеселиться. Давайте устроим завтра утром состязание вееров. Кто принесёт самый лучший веер, тому и быть среди нас первым, тот и молодец!

Согласились мальчики.

Пошёл Вакамацу домой грустный-грустный. В их бедном домике ни одного веера не было. Стала сестра утешать его:

— Не печалься, братец. Нынче же вечером я в город пойду, куплю тебе веер.

А до соседнего города путь неблизкий. Через три бамбуковых чащи надо пройти, на три горы подняться, с трёх гор спуститься. Темно стало. Идёт Сэкихимэ, фонарём дорогу освещает.
Ночью в горах страшно. То сова заухает, то кусты зашуршат…
И словно дальние деревья с ближними переговариваются:
«Шух-шух, кто там идёт? Шух-шух, кто там идёт? Шух-шух, идёт добрая сестра. Раздвигайтесь, ветки, расступайтесь, скалы!»
Было уже далеко за полночь, когда пришла Сэкихимэ в город. Отыскала она лавку мастера вееров и постучала в дверь.
Загремел тяжёлый засов. Вышел к ней мастер вееров, глаза протирает.

— Что тебе, девочка, надо? Зачем по ночам людей беспокоишь? Разве не могла ты до утра подождать?

Тут рассказала Сэкихимэ, для чего ей веер нужен и почему она ночью из деревни пришла.

Удивился мастер:

— Видно, крепко ты любишь своего брата, коли не побоялась одна в темноте через горы идти. Хорошо, я дам тебе самый лучший веер своей работы и денег с тебя не возьму. Вот он, держи! С виду этот веер неказистый, но есть у него одно чудесное свойство.

Научил мастер девочку, как с веером обращаться. Поблагодарила Сэкихимэ доброго мастера и, радостная, пустилась в обратный путь.

И кажется ей, будто деревья шумят:

«Шух-шух, ветки, расступитесь! Шух-шух, камни, откатитесь!»

Только утро занялось, а Сэкихимэ уже дома. Разбудила маленького брата, в школу собрала. А на прощанье строгонастрого ему приказала:

— Вот тебе веер, Вакамацу, но смотри по дороге его не раскрывай. Раскроешь только в школе.

А когда скажут «нельзя», тут-то любопытство и разбирает. Не терпится мальчику посмотреть, что за веер ему сестра дала.
С виду он невзрачный, из самой простой бумаги… Но, может быть, на нём красивая картинка?
«Приоткрою-ка я веер чуть-чуть, самую малость, и взгляну»,— думает Вакамацу.
Сдвинул он одну планку веера в сторону.
Глядит, маленькая лошадка нарисована. Бока в яблоках, хвост по ветру развевается. Вдруг — что за чудо! Лошадка ожила. Как взмахнёт она передними копытами, как брыкнёт задними да как заржёт: «И-го-го!» И вдруг замолкла, не шелохнётся.
Испугался Вакамацу и поскорей захлопнул веер.
Вот и школа. На дворе уже много учеников собралось. Каждый в руках раскрытый веер держит. Так и кажется, что на двор много пёстрых бабочек слетелось.
У всех веера бумажные, а у Дзиро шёлковый, с золочёной рукояткой. На шелку цветы как живые нарисованы. Среди цветов красавицы гуляют в богатых нарядах.

— Вот, видели? — похваляется Дзиро.— У меня самый красивый веер! А ты, Вакамацу, что принёс? О, какой плохонький веер! Дешёвый! Верно, на нём и картинки нет.

Медленно, медленно стал Вакамацу раскрывать свой веер. Сдвинул одну планку. Вот и лошадка в яблоках.

— Э, не на что глядеть. Хромая кляча — вот неудача! — насмехается Дзиро.

Раскрыл Вакамацу веер чуть-чуть пошире. Показалась вторая лошадка гнедой масти. Стоит, траву щиплет.
Вдруг подняла лошадка голову, тряхнула гривой и как заржёт: «И-го-го!» Так громко она заржала, что на соседнем дворе лошадь отозвалась.
Мальчики так рты и разинули.
Ещё одну планку сдвинул Вакамацу. Новая картинка показалась.
Ах, какой славный вороной конёк!
Поднялся вороной конёк на дыбы и пошёл прыгать и скакать. Но вдруг услышал он ржание лошади на соседнем дворе. Остановился, уши наставил и сам в ответ как заржёт: «И-го-го!»
А потом замолчал и замер.
Смотрели мальчики, смотрели. Нет, не шелохнётся картинка!
Одну за другой сдвигал планки Вакамацу, и каждый раз новое чудо! Восемь лошадок было на веере нарисовано, и все они ожили и заржали. Кроме самой первой.
Опомнился Дзиро и говорит:

— Вот невидаль, нашли, на что дивиться! Веер-то с изъяном. Одна лошадка, видно, дохлая. Так и не ожила.

— Это я виноват,— опечалился Вакамацу.— Не велела мне сестра веер по дороге раскрывать. А я не послушался, чуть-чуть приоткрыл… Ожила лошадка, заржала, да не вовремя.

— Нехорошо ты поступил, Вакамацу, не послушался своей сестры,— сказал учитель.— Но всё равно твой веер — самый лучший. Другие и в сравнение не идут.

Услышал это Дзиро и с досады изломал свой богатый веер на мелкие кусочки.

— Что веера! — говорит он.— Пустое дело веера. А мы завтра устроим новое состязание повеселее! Станем пускать кораблики. Посмотрим, у кого будет самый лучший кораблик. Уж наверно, у самого умного. А самый плохой будет у самого глупого.

Пошёл Вакамацу домой понурив голову.

— Ты что такой невесёлый? — спрашивает Сэкихимэ.

— Завтра все мои школьные товарищи будут пускать кораблики по реке. А у меня ни одного нет. Застыдят меня, засмеют.

— Не печалься, Вакамацу. Эту беду легко поправить. Я опять пойду в город, куплю тебе кораблик.

Вышла Сэкихимэ в путь уже под вечер. Скоро стало совсем темно. Идёт девочка по крутой тропинке. Фонарь у неё в руках еле-еле светит. А кругом шепчутся деревья:
«Шух-шух, идёт добрая сестра. Шух-шух, идёт добрая сестра. Берегите её, берегите. Гоните ведьму, пугайте волка!»
В самую полночь добралась Сэкихимэ до города. Темно на улицах, все огни в домах погашены. Долго бродила Сэкихимэ по городу, пока отыскала дом мастера игрушек.
Вышел на её стук мастер, сердитый, заспанный.

— Тебе чего? Горит, что ли, где-нибудь? Будишь людей ночью, бессовестная! — закричал он на девочку.

Попросила Сэкихимэ у него прощенья. А потом рассказала, зачем она так поздно к нему пришла.

Перестал тогда мастер сердиться.

— Вон ты какая смелая… Ну, уж так и быть! Не отпущу тебя с пустыми руками. Сделал я для княжеского сына чудесный кораблик. На, возьми!

Подарил мастер девочке маленький кораблик. Был он вытесан из куска простого дерева, некрашеный. Вместо паруса лоскут серого холста.
К утру вернулась Сэкихимэ домой, накормила брата и в школу снарядила.
Возле школы текла река. Все мальчики на берегу собрались. У каждого в руках кораблик, один лучше другого.
А Дзиро принёс самый красивый. Сделан он вроде большой джонки, какие по морю плавают. Нос резной, бока золотом расписаны, парус красный, шёлковый. Загляденье!
Стали мальчики пускать кораблики по воде. Пора была весенняя. На полях вдоль берегов цвела жёлтая сурепка, и река от этого тоже казалась жёлтой. Поплыли пёстрые кораблики по золотой воде. Джонка с красным парусом плывёт, словно большая черепаха среди стаи маленьких рыбок.
Стыдно стало Вакамацу, что у него самый плохой кораблик. Спрятался мальчик за чужими спинами и только одним глазом посматривает.

— Эй, Вакамацу! — кричат школьники.— Где ты? Иди сюда, твоя очередь.

Нечего делать. Вышел Вакамацу вперёд, в руках свой кораблик держит.

— Ха-ха-ха, вот потеха! — смеётся Дзиро.— Не кораблик это, а простая щепка!

Пустил Вакамацу свой кораблик по воде. Вдруг, откуда ни возьмись, появились на нём маленькие куколки, ростом не больше мизинца. Закричали они, как заправские гребцы:

— Налегай на вёсла! Разом, дружно! Разом, дружно!

Хлопочут куколки: кто вёслами гребёт, кто парус ставит. Полетел кораблик как птица. Всех обогнал. Большая джонка далеко позади осталась.

Куколки песню затянули:

Плыви, кораблик наш, плыви!
Не бойся омута.
Сначала по реке плыви,
А после по морю.

На море остров отыщи,
Где солнце прячется
И дремлет ночью на песке
Жемчужной отмели.

Бегут мальчики вдоль берега, глаз не сводят с чудесного кораблика. А он плывёт всё быстрее и быстрее. Так и уплыл в море!

— Ты опять победил, Вакамацу,— улыбнулся учитель.— Лучше твоего кораблика, верно, на целом свете нет.

Затрясся от злости Дзиро. Что теперь делать? Как быть?

— Ну, мы ещё посмотрим, кто победит. Что за невидаль — кораблик! Давайте будем завтра воздушных змеев в небо запускать. У кого выше всех воздушный змей подымется, тому из нас и быть первым.

Согласились мальчики. А Вакамацу опечалился. Нет у него воздушного змея. Пошёл он со слезами домой. Стала сестра утешать его:

— Не горюй, Вакамацу. К завтрашнему утру будет у тебя воздушный змей, да какой хороший! Вот увидишь.

Опять пошла Сэкихимэ ночью через горы. Луна дорогу освещает. И словно голоса где-то шепчутся:
«Шух-шух, ветки, расступитесь. Шух-шух, камни, откатитесь. Шух-шух, идёт добрая сестра. Шух-шух, идёт добрая сестра!»
Пришла Сэкихимэ в город, отыскала дом мастера воздушных змеев.
Вышел на её стук мастер, зевая во весь рот.

— Кто там стучится? Зачем в глухую полночь пришла? Ступай назад, приходи в полдень.

Стала Сэкихимэ рассказывать, почему она так поздно пришла.

Призадумался мастер.

— Вон оно какое дело! Крепко же ты своего брата любишь! Слушай, есть у меня чудесный змей. Нет ему равного на всём свете. Ни за какие деньги не соглашался я продать его… А тебе подарю! — И отдал ей воздушного змея.

Сделан был этот змей из простой белой бумаги. Хвост мочальный.
Поблагодарила Сэкихимэ мастера и побежала домой. Рано утром подняла она брата с постели и говорит:

— Вот тебе воздушный змей, Вакамацу. Иди, не бойся, будет он не хуже других.

Собрались все мальчики на лугу. Каждый воздушного змея держит. Каких только воздушных змеев там не было: один как птица, другой как рыба, третий как летучая мышь. Были там змеи и с двумя хвостами, и с тремя хвостами…
А у Дзиро самый большой, на страшного дракона похож. Увидел Дзиро, какого змея принёс Вакамацу, и давай над ним смеяться:

— Вот так змей! Хуже, видно, на всём острове не нашёл. Послушай, Вакамацу, доброго совета: иди-ка домой да спрячься у своей сестры под передником.

Тут вдруг подул свежий ветер. Стали мальчики воздушных змеев запускать. У, как затрещали змеи, как высоко они поднялись! Воздушный змей Дзиро всех выше летит, хвостом, как живой, шевелит.

— Вакамацу, что ж ты ждёшь? — кричат мальчики.— Запускай своего змея.

Запустил Вакамацу змея и запел:

Змей, воздушный змей, лети!
В небо высоко лети!
В небе звезды перечти
Две звезды, три звезды
Лети дальше, считай больше,
Доброго тебе пути!

Высоко-высоко взлетел воздушный змей и вдруг обратился в настоящего дракона. Бьет дракон длинным хвостом, чешуя золотом отливает, искры из ноздрей сыплются… Встретил он на пути бумажного дракона, которого Дзиро запустил, разинул пасть — да как проглотит!
Мальчики от страха на землю попадали.
А дракон вдруг рассыпался радугой. Выгнулась радуга семицветным мостом, от самой высокой горы до самой далёкой, и растаяла.
Опомнились мальчики и зашумели:

— Вакамацу победил! Вакамацу победил! Он у нас самый умный!

И учитель тоже сказал:

— Да, победил Вакамацу.

Покраснел Дзиро от злости и досады и побежал к своему отцу жаловаться.

— Что же это,— говорит,— ты на селе самый первый богач, а не мог мне помочь! Все лучшие мастера даром для Вакамацу стараются, а для нас не хотят. А ведь ты мне говорил, что деньги всего на свете сильнее…

— Да,— насупил брови богач,— за деньги и черти в аду служат. Но сейчас, видно, пора на хитрость пуститься. Ты вот что завтра мальчикам скажи.— И научил своего сына, как всех обмануть.

Наутро пришёл Дзиро в школу и говорит:

— Эх вы, кого победителем признали! Ему сестра помогала. А я вызываю Вакамацу на другое состязание, настоящее. Тогда увидим, кто из нас самый смелый, самый сильный. Стоят возле нашей деревни две горы: Восточная и Западная. Равной они вышины, равной крутизны. На одной горе ведьмы живут, на другой — черти. Это уж верно, это мне моя бабушка сказывала. Нынче ночью побежим мы с Вакамацу наперегонки. Один пусть на Восточную гору подымется, другой — на Западную. У каждого будет зажжённый фонарь в руках. По этим фонарям и узнают, кто из нас выше залезет. Тот и смельчак, тот и победил! Ну как, Вакамацу, согласен?

Что было делать Вакамацу? Не мог же он отказаться.

— Согласен,— говорит.

— А если согласен, то старшим ни слова. А скажешь — значит, струсил.

Вот поздним вечером собрались все мальчики из школы в условленном месте, на перекрёстке дорог. Одна тропинка вправо идёт, к Восточной горе, другая тропинка влево ведёт, к Западной горе.
Поставили мальчики Дзиро и Вакамацу спиной друг к другу и дали каждому из них в руки зажжённый фонарь. Хлопнул один из мальчиков в ладоши.
Побежали Вакамацу и Дзиро, каждый в свою сторону.
Лезет Вакамацу вверх по крутой тропинке на Западную гору. Страшно ему. Хочется назад побежать. Но стыдно прослыть трусом. И снова мальчик вверх на гору лезет.
Не повернул Вакамацу назад, добрался до самой вершины. На вершине высокая сосна растёт. Поставил Вакамацу фонарь на землю, привязал к нему бечёвку и полез на сосну. Влез на нижние ветки, а дальше не может.
Свистит ветер на вершине, сосну качает. Подтянул к себе фонарь Вакамацу и в воздухе им помахал.
И не знает он, что обманул его Дзиро. Не ушёл Дзиро далеко. За поворотом тропинки ждали его двое слуг… Один остался с Дзиро, чтобы ему не страшно было, а другой с фонарём на гору полез.
Сидит Дзиро на камушке, в тёплый халат кутается.
«Ловко я провёл этого глупыша,— смеётся Дзиро.— Сейчас он, верно, уже с рёвом назад бежит. Понабрался страху один на горе».
Поднялся слуга на Восточную гору. На горе высокая сосна растёт. Ещё днём слуга так верёвку укрепил на самой верхушке сосны, чтобы можно было фонарь поднять и спустить. Привязал он фонарь к верёвке и потянул.
А мальчики внизу радуются:

— Наш Вакамацу поднялся на Западную гору. Не струсил наш Вакамацу! Наш Вакамацу победил!

Вдруг на вершине Восточной горы тоже фонарь засверкал. Высоко-высоко поднялся фонарь, как птица взлетел.
Чей фонарь выше? Как будто всё-таки фонарь Дзиро.
Опечалились мальчики.
А Вакамацу сидит на сосне, весь закоченел на ветру. Только было хотел он назад спуститься, как вдруг послышался шум крыльев. Словно большая птица прилетела и опустилась на ветку неподалёку от Вакамацу.
Смотрит Вакамацу: не птица это, а тэнгу. Нос у него длинный, как рукоятка у меча. На крючковатых пальцах когти.
Замер мальчик от страха. А тэнгу смотрит на фонарь и говорит:

— Эй, человеческий детёныш! Откуда у тебя эта маленькая луна? Очень она мне нравится. Подари мне!

А Вакамацу ни слова сказать не может.

— Ну, если не хочешь подарить, давай меняться. Есть у меня диковинный веер. Если этим веером помахать на кого-нибудь, станет у того человека нос расти, расти, расти… А если сложишь веер и скажешь: «Нос, укоротись!», станет нос опять таким коротким, как раньше был. Ну что, согласен?
Кивнул Вакамацу головой. Дал ему тэнгу веер, взял фонарь и полетел прочь.
Видят мальчики внизу, вдруг поднялся фонарь Вакамацу высоко-высоко, до самых облаков, и полетел по небу!

— Вот это чудо! — кричат мальчики.

Тут пришёл Дзиро со своим фонарём. Закричал он, ногами затопал… Что за чудо! Летает фонарь Вакамацу по небу. Так высоко летает, что кажется не больше светляка.
Опять Вакамацу победил!
А Вакамацу просидел на дереве до самого рассвета. Еле-еле он с горы спустился, до того промёрз.
Всю ночь Сэкихимэ не спала, тревожилась, куда брат делся. Увидела она брата, обрадовалась. Напоила его горячим питьём и в постель уложила. Всё рассказал Вакамацу сестре и отдал ей веер тэнгу.
Утром говорит Дзиро мальчикам в школе:

— А-а, что, не пришёл ваш герой? Верно, чуть живой от страха лежит.

Пошли мальчики проведать Вакамацу.

А сестра взяла цитру, положила её на пол. А над ней маленького краба на ниточке подвесила. Ходит краб по цитре, ножками струны перебирает. Звенят струны:

Горон-горон.
Тэнтэнтэн.
Горон-горон.
Тэнтэнтэн.

Говорит Сэкихимэ мальчикам:

— Слышите? Брат на своей любимой цитре играет. Не мешайте ему.

— Ах, какая красивая песня! — удивляются мальчики.— Никогда мы такой не слышали.

— Это «Танец краба»,— улыбнулась Сэкихимэ.

Пошли мальчики назад в школу и говорят Дзиро:

— Зачем ты напраслину на Вакамацу возводишь? Он здоров и весел, на цитре играет. Не боится наш Вакамацу ничего на свете. Надоел ты нам. Не хотим мы тебя больше слушать.
А тем временем Сэкихимэ поднесла своему брату целительное питьё. На лоб ему сок выжала из лепестков алого пиона.
На другое утро повела его сестра в школу. И попался им по дороге злой богач со своим сыном Дзиро. И слуги с ними.
Стал Дзиро говорить отцу.

— Вон идёт этот негодный мальчишка! Из-за него мне в школе житья не стало. Вели нашим слугам отколотить его хорошенько.

— Проучите его,— приказывает богач слугам.— Пусть знает, как против моего сына идти.

Заслонила собой Сэкихимэ маленького брата:

— Не дам его в обиду! Не позволю и пальцем тронуть!

Подбежали слуги, хотят её в сторону оттащить.
Вынула тут Сэкихимэ веер из-за пояса и давай им махать на злого богача. Машет и на сынка его, и на драчливых слуг и приговаривает:

Нос, тянись, тянись, тянись.
Вверх тянись,
Не падай вниз.
Обвивайся кольцами
Два раза вокруг горы,
Три раза вокруг луны.

Тэнтэн-тон-тон.
Тэнтэн-тон-тон.

И вдруг начали носы вытягиваться и у богача, и у его сына, и у слуг. Стал у каждого нос длинным, словно угорь, словно ползучая лоза, словно корабельный канат. Обвиваются носы вокруг деревьев, ползут с ветки на ветку.
А нос богача зацепился за конёк на крыше дома и ещё дальше вверх тянется… Завопил богач с перепугу. Ай-ай, неужели его нос и вправду до луны доберётся? Дзиро со слугами в голос плачут.

Слетелись тут со всех сторон вороны и давай каркать:

— Кра-а, кра-а, краденый нос! Кра-а, кра-а, краденый нос!

И начали нос богача клевать.

— Ой-ой! — завопил богач.— Спасите, помогите! Никогда больше не буду Вакамацу обижать и сыну не позволю. Смилуйтесь, сжальтесь!

Пожалела их всех добрая Сэкихимэ. Захлопнула она веер и говорит:

Нос, нос, укоротись!
Нам не надо носа длинного.
Стань короче воробьиного.

Так и сделалось.
Закаялись с тех пор богач и его сынок Дзиро обижать маленького Вакамацу.
Много с тех пор времени прошло. Вырос Вакамацу большим и умным. Долго у него в доме хранился веер тэнгу, а потом веер пошёл гулять по свету.

А кто своим носом недоволен, пусть этот веер разыщет.

8

В мышиной норке

Давно-давно это случилось.
Жили в одной деревне старик со старухой. Добрые они были, ласковые. Знали дорогу к их домику и дети, и птицы, и лесные звери.
Как-то раз пошёл старик в лес за хворостом.

Старуха ему с собой рисовый колобок дала.

— Вот тебе, старик, вкусный завтрак. Смотри только не вырони колобок по дороге.

Привязал старик узелок с колобком к поясу. Идёт по тропинке в гору. Только вдруг упал колобок на землю. Катится вниз по крутому склону, а старик за ним гонится и приговаривает на бегу:

Развязался узелок,
Сутонтон-сутонтон.
Покатился колобок,
Сутонтон-сутонтон.

Остановился колобок, словно передохнуть захотел, и опять покатился. Старик его догоняет:

Колобок мой катится,
Сутонтон-сутонтон.
Вниз под горку катится,
Сутонтон-сутонтон.

Катится колобок вниз с горы, через камни перескакивает. На пути ручей течёт. Колобок прыг через ручей — и опять покатился, а старик за ним, не отстаёт:

Прыг-скок мой колобок,
Сутонтон-сутонтон.
Не догонит даже конь,
Сутонтон-сутонтон.

Катился-катился колобок и закатился в мышиную норку под большим камнем.
Опечалился старик. Теперь придётся ему весь день голодному в лесу работать.
Вдруг из норки мышь выглянула.

— Спасибо тебе, дедушка, за твой вкусный колобок. Он нам как раз кстати пришелся. У нас, мышиного народца, сегодня свадьба. Будем мы пи-пи-пи-пировать, гостей угощать.

— О-о, если так, кушайте мой колобок на здоровье.

— Пойдем к нам, дедушка, самым дорогим гостем у нас будешь.

— Я бы с радостью, да только видишь сама, я вон какой большой! Как же я в мышиную норку залезу?

— Это, дедушка, не твоя забота. Зажмурь глаза покрепче, держись за мой хвостик и смело полезай в норку.

Полез старик в норку. Ползет он по подземным переходам, за мышиный хвостик держится. Наконец мышь говорит.

— Теперь открой глаза, дедушка.

Смотрит старик, а перед ним домик, и такой нарядный! Крыша красная, седзи красные.
А перед домиком мыши пестиками рисовое тесто в ступках отбивают, к пиру готовятся. Поют они звонким хором:

Пусть живут жених с невестой
До ста лет, до ста лет!
Чтоб не встретить им лисицы,
Ни совы, ни кота!
Не услышать «мяу-мяу»
Никогда, никогда!

Вышла из дверей мышка-невеста в свадебном наряде. На конце хвоста бант повязан. Зовет она старика:

— Заходи в дом, дедушка.

В мышином доме так красиво!
Все к пиру приготовлено. Стоят красные столики, а на них много-много красных чашек — все с разными лакомствами.
Рисовый колобок на золочёном блюде лежит.
Стали мыши старика угощать. Вина ему в золотую чарку наливают, пляшут перед ним. Мыши-музыканты свистят на флейтах, в барабаны бьют. Песня так и льётся:

Мыши, мыши, попляшите
Перед добрым стариком,
Сутонтон-сутонтон.
Не боимся злого волка,
Сами крутимся волчком.

Малые мышата до того распрыгались, что унимать пришлось.
Наконец настало время прощаться.
Подарили мыши старику два шёлковых халата, для него самого и для старухи, да ещё кошелёк с золотом. Стал было старик отказываться, но мышка-невеста упросила:

— Возьми, дедушка, не то меня обидишь.

Вывели мыши старика из норки и простились с ним.

— Приходи к нам опять, дедушка, когда захочешь.

Вернулся старик домой и рассказал обо всём, что видел и слышал. Вся деревня сбежалась его послушать.

А по соседству жили старик со старухой, жадные и завистливые. Про таких людей говорят: «На языке мёд, а в сердце колючки».

Бежит старуха соседка к своему мужу:

— Дед, а дед, слышал новость? Наш-то сосед на мышиной свадьбе пировал, богатые подарки получил. Жива не буду, если ты у мышей не побываешь и подарков не принесёшь.

Вот приготовила она большой рисовый колобок.
Пошёл жадный старик в горы. Идёт вверх по крутому склону, а рисовый колобок, как назло, лежит себе в узелке и не падает. Что тут будешь делать? Бросил его жадный старик на землю и палкой подгоняет, чтобы поскорей с горы катился.
Катится колобок, а жадный старик кричит:

— Беги, беги, мой завтрак! Ищи мышиную норку.

И палкой колобок толкает, палкой!

Вдруг — о счастье! — закатился колобок в мышиную норку.

Выглянула оттуда мышь:

— Здравствуй, дедушка! Спасибо тебе за твой вкусный колобок.

— Ну что ж, берите его, коли он к вам закатился, ешьте на здоровье. Но не худо бы и заплатить за него. Ведь он большой был, больше толстого кота.

Повела мышь усами.

— Не говори, дедушка, этого противного слова. Держись-ка за мой хвостик, зажмурься и полезай в норку.

Полез жадный старик в норку. Прошло немного времени, мышь ему говорит:

— Открой глаза, дедушка.

Поглядел жадный старик вокруг. Ого, видно, здесь большой пир затеяли! Пестики так и стучат. Готовят мыши в ступках рисовое тесто и поют хором:

Пестиком стучу, стучу,
Так и пляшет он в руках,
А услышу «мяу-мяу»,
Всех проворней убегу.

Пригласили жадного старика в мышиный домик, посадили на почётное место. А у того даже дух захватило, когда увидел он мышиные богатства. Сколько нарядной утвари, сколько шёлковых халатов, а вон там на подносе золото горкой насыпано!

Он даже заикаться стал от жадности:

— Ну, мыши, ско-скорей! Самое время-мя-мя-у-у-мя-у-мя-у угощенье подавать.

— Сейчас подадим, дедушка! Только что это у тебя выходит все мяу да мяу! Слышать мы этого не можем.

«Ага! — подумал старик.— Тут-то я их и поддену! Очень нужно мне ждать, что мне какие-то скверные мыши на прощанье подарят. Все богатства разом у них заберу».

Как крикнет жадный старик страшным голосом:

— Мя-ау! Мя-ау, мя-ау!

Вдруг стало темно как в погребе.
Послышались писк, визг, беготня. А потом стало тихо-тихо. Остался жадный старик один в темноте. Шарит вокруг руками, никак выхода нащупать не может.

— Эй, мыши, где вы? Вернитесь, я пошутил!

Но в ответ ни звука. Заплакал жадный старик от страха. Руками землю роет.
К вечеру вышла старуха, его жена, полоть грядки в огороде. А на одной гряде земля горкой поднялась, шевелится.

— Уж не крот ли там роется? Вот я его!

Принесла старуха лопату, начала землю раскапывать. Вдруг показалась рука, потом голова высунулась.

— Ой, ой, ой! — голосит старуха.— Оборотень из земли лезет!

Поглядела, а это её старик. Еле-еле он на свет выбрался.

— Ой, старуха! — охает жадный старик.— Гони прочь кота. Видеть его не могу. Вся беда из-за него…

Насилу-насилу жадный старик опомнился. С тех пор перестал он завидовать чужой удаче.

9

Веер Тэнгу 

Стоял тёплый весенний день. Хэйсаку пошёл в горы накосить себе сена.
Солнце ласково припекало, и ленивому Хэйсаку захотелось отдохнуть и погреть спину. Он уселся на пень, стал смотреть на высокое голубое небо и слушать чириканье воробьев. Слушал-слушал и совсем забыл о работе. А когда ему надоело сидеть, он вынул из кармана игральные кости и принялся подбрасывать их. Кости падали на большой плоский камень, который лежал тут же около пня, а Хэйсаку приговаривал:

- Кости, кости, Ложитесь, кости, Белые кости.

Вдруг сзади, с высокой сосны, послышался тоненький голосок:

- Хэйсаку, что это ты делаешь? Хэйсаку испугался. Он оглянулся и увидел прямо перед собой на ветке сосны носатого чёрта - Тэнгу, настоящего Тэнгу, как его рисуют на картинках:

Длинный нос торчит выше головы, а в руке веер.
Хэйсаку упал на колени, задрожал и заплакал:

- Пощади меня, Тэнгу, не тронь меня!

- Да ты не бойся! - ласково сказал Тэнгу. - Я вовсе и не собираюсь тебя убивать. Я только хочу знать, что это ты подбрасываешь и зачем бормочешь какие-то слова? Что у тебя в руках?

- Это? Это игральные кости. Вот видишь, так будет одно очко, а так два, может выпасть и три, и четыре, и даже шесть. В кости можно выиграть много денег.

Тэнгу ничего не понял, но всё-таки подумал, что игральные кости - забавная штука. И ему очень захотелось их получить.

- Хэйсаку, отдай-ка мне твои игральные кости.

Но Хэйсаку не согласился:

- Как же я отдам тебе кости? Это всё равно что отдать свою голову.

Носатому Тэнгу ещё больше захотелось получить кости.

- Я ведь не прошу их у тебя даром! Я дам тебе за них одну очень хорошую вещь, - сказал он как можно ласковее.

- Что ж ты мне дашь?

- А вот что.

И Тэнгу показал ему веер, который держал в руке.

- Только и всего? А на что мне такой потрёпанный веер?

- Как! Ты не знаешь, что такое веер Тэнгу? Вот я тебе сейчас объясню. Если постучать по разрисованной стороне веера и три раза сказать: “Нос, расти! Нос, расти! Нос, расти!”- Тогда кончик носа, твоего или чужого, это как тебе понадобится, станет расти кверху. Захочешь, чтобы нос вырос ещё повыше, постучи сильнее. Захочешь, чтобы он рос медленно, постучи тихонько. Если же ты пожелаешь, чтобы нос стал опять короче, и это можно сделать: только постучи по оборотной стороне веера и три раза скажи: “Нос, сожмись! Нос, сожмись! Нос, сожмись!” - и нос понемножку начнёт делаться меньше. Видишь, какая это замечательная вещь, веер Тэнгу. Ну, говори, веришь ли ты мне или не веришь? А не то я сейчас вытяну твой плоский нос выше головы.

Хэйсаку испугался и закрыл нос рукой:

- Верю, верю! Помилуй! Пощади! Как я буду жить с таким длинным носом!

- Ну так давай меняться. Вот тебе веер, а я возьму твои игральные кости.

- Хорошо, - ответил Хэйсаку. Он был очень рад, но притворился, что слушается Тэнгу только из страха.

Хэйсаку отдал Тэнгу старые, потрескавшиеся кости, получил за них волшебный веер и, довольный, пошёл домой.
...Ленивый Хэйсаку шёл по дороге и думал: “На ком бы попробовать волшебную силу веера?”
Вдруг он увидал торжественное шествие: четверо слуг несли на бамбуковых носилках под шёлковым балдахином красавицу, а спереди, сзади, справа и слева шла целая толпа слуг и служанок.
Эта красавица была дочерью самого богатого князя в округе.
“А ну-ка, попробую я вытянуть ей нос! Вот будет забавно!” - подумал Хэйсаку.
Он незаметно вмешался в толпу слуг, Пробрался к самым носилкам, легонько стукнул в веер с разрисованной стороны и прошептал три раза:

- Hoc, расти! Hoc, расти! Hoc, расти!

И вот у красавицы нос слегка загнулся, а потом стал понемножечку вытягиваться кверху - вырос на вершок, потом на два вершка, потом на три. А Хэйсаку так испугался, что поскорей убежал домой.
Через два-три дня повсюду разнёсся слух, что дочь князя заболела небывалой болезнью: у неё вырос кверху кончик носа и она стала похожа на Тэнгу. Ни лекарства врачей, ни молитвы монахов, ни заклинания знахарей - ничто ей не помогает. Бедная красавица заперлась у себя в замке, закрыла лицо широким рукавом и целый день плачет. А родители совсем потеряли голову от горя.
аконец перед воротами княжеского замка вывесили большое объявление:

КТО ВЫЛЕЧИТ КНЯЖНУ ОТ НЕБЫВАЛОЙ БОЛЕЗНИ. ТОТ ПОЛУЧИТ ЕЕ В ЖЕНЫ.

Когда ленивый Хэйсаку увидел это объявление, он сейчас же побежал домой, взял свой волшебный веер и поспешил в замок.

- Я могу вылечить княжну! - сказал Хэйсаку, как только его впустили в замок.

Слуги повели его в покои княжны. Хэйсаку низко поклонился красавице, а потом постучал в оборотную сторону веера и прошептал три раза:

- Нос, сожмись! Нос, сожмись! Нос, сожмись! И сейчас же нос красавицы стал уменьшаться - сначала на один вершок, потом на два, потом на три. Кончик его выпрямился, и нос стал такой же красивый, как был раньше. А сама красавица стала ещё лучше, чем была.

Нечего делать, пришлось ей выйти за Хэйсаку замуж.

Так с помощью волшебного веера Тэнгу ленивый Хэйсаку сделался самым богатым человеком в деревне. Он мог теперь есть жареных угрей с белым рисом сколько ему хотелось, целыми днями мог валяться в постели или гулять по горам, а главное - ничего не делать. Так он и жил. Один день наедался до отвала, другой день спал без просыпу, третий день слонялся по своим владениям, а потом начинал сначала.
Но всё это ему скоро надоело, ничего не делать было очень скучно.
Однажды Хэйсаку лежал в саду и от скуки зевал. Чтобы хоть как-нибудь позабавиться, он вытащил из-за пояса свой веер, посмотрел на него и подумал:

“А как далеко может вытянуться мой собственный нос?” И тут ему сразу стало веселее. Он сел, постучал в веер и сказал три раза:

- Нос, расти! Нос, расти! Нос, расти!

Сейчас же кончик носа у Хэйсаку загнулся кверху и стал расти. Вырос на вершок, на два, на три. Хэйсаку постучал ещё. Нос вырос на шесть вершков, на целый аршин, на два аршина, на три. Вот он вырос выше дома, выше самого высокого дерева. Вот вытянулся кверху так высоко, что сам Хэйсаку уже не мог разглядеть снизу кончик своего носа. Хэйсаку совсем развеселился. Он забарабанил по вееру что было сил. Нос вытягивался, вытягивался, вырос выше облаков, дорос до самого неба и проткнул небо насквозь.
А на небе сидел в это время Гром. Вдруг он видит: что-то тоненькое, красное и острое проткнуло небо и лезет кверху. Гром удивился.
“Похоже на морковку. Но я никогда не видел, чтобы морковка росла на небе, да ещё кончиком вверх!” - подумал Гром.
И он крепко ухватился за морковку своей ручищей.

- Ай! - крикнул Хэйсаку внизу на земле.

Хоть кончик носа и ушёл от него далеко, но всё же это был кончик его собственного носа, и бедному Хэйсаку стало больно. Он сейчас же перевернул веер, забарабанил по другой его стороне и заговорил быстро-быстро:

- Нос, сожмись! Нос, сожмись! Нос, сожмись!

И в самом деле: нос сразу стал уменьшаться - на вершок, на два, на три.

Но Гром крепко держал кончик носа в руке, а Гром, конечно, был сильнее Хэйсаку. Нос становился всё меньше и меньше, а кончик его по-прежнему оставался на небе. А так как кончик носа не мог опуститься с неба на землю, то самому Хэйсаку пришлось подняться с земли на небо. Сначала он должен был встать на ноги, потом подняться на цыпочки, потом совсем оторваться от земли. Чем меньше делался нос, тем выше подымался Хэйсаку. Его подняло выше дома, выше самого высокого дерева в саду, выше облаков и, наконец, подтянуло к самому небу. Но дырка, которую он проткнул носом, была так мала, что сам Хэйсаку не мог в неё пролезть. И он остался висеть на кончике своего собственного носа под самым небом.

Так и висит он до сих пор.

10

Волшебный плащ Тэнгу 

Давным-давно, в одной горной деревушке жил юноша. Был он озорник и непоседа, а звали его Хикочи.
Однажды прослышал Хикочи, что у Тэнгу (это такой японский леший с длинным носом) есть плащ-невидимка. Хикочи решил во что бы то ни стало завладеть волшебным плащом. Он поднялся в горы, срубил толстый ствол бамбука и стал смотреть во все стороны через эту трубу, приговаривая: "Вот это красота! Что за вид! Какой красивый город!.."
Вскоре появился любопытный Тэнгу.

- Милый Хикочи, - сказал Тэнгу, - дай мне посмотреть в твою волшебную трубу! Я дам ебе взамен свой плащ-невидимку!

Хикочи, конечно же отдал за волшебный плащ кусок бамбука. Он надел плащ и побежал в деревню. Глупый Тэнгу долго пытался рассмотреть чудесные города и страны через бамбук. Наконец он понял, что Хикочи его просто обманул, но тот был уже далеко.
Вернувшись в деревню, Хикочи первым делом пошел в винную лавку. Он зашел даже за прилавок; в амбаре было много людей, но никто не заметил Хикочи. "Чудесно! Значит я и в самом деле - невидимка!" - подумал он и принялся пить саке прямо из бочки. Основательно напившись, он пошел домой и заснул мертвым сном.
Наутро Хикочи припомнил все, что случилось накануне и стал придумывать новые шалости. Вдруг он заметил, что плаща нигде нет. Он спросил у старушки-матери, не видала ли она плащ, на что та ответила: "Ах этот старый, грязный плащ, который ты приволок с попойки? Я сожгла эту ужасную тряпку!"

- Что ты наделала! - завопил Хикочи и бросился к очагу, но там был только пепел.

"Что же теперь делать?" - подумал Хикочи. Внезапно его посетила блестящая идея: "В конце концов, это ведь пепел волшебного плаща. Может быть, колдовство еще действует?"
Он быстро скинул с себя всю одежду и высыпал на себя пепел из очага. И как только он сделал это, - он вновь стал невидимым. "Отлично! Я снова могу делать что угодно!" - подумал проказник.
Он долго ходил по деревне в поисках приключений, и наконец, увидел, что в одном богатом доме идет праздник. Уверенный, что его никто не видит, Хикочи прокрался во двор и принялся за угощение.
Хикочи набивал свой рот лучшей едой и запивал лучшим саке. Конечно, его никто не видел, но на глазах изумленных гостей с тарелок пропадало все самое вкусное, а саке чудесным образом исчезало прямо из чашек. Гости уже начали подумывать, что в этом доме завелись привидения.
Вскоре гости заметили, что в воздухе постепенно появился рот. Все начали приглядываться и заметили, как возле рта появился кончик носа, а затем и пятерня, которая хватал угощения с тарелок и отправляля их прямо в рот.
Хикочи так увлекся угощением, что не заметил, как волшебный пепел потихоньку исчезает с его лица.
Гости убедились, что это никакое не приведение. Они потихоньку окружили Хикочи, притворяясь, что не замечают его. Хикочи был уверен, что никто не видит его и продолжал безобразничать. Внезапно гости набросились на него и окатили водой из ведра.
Изумленный Хикочи сидел посреди двора совершенно голый и крутил головой, как сова. Хозяин пристыдил его и велел ему убираться, побыстрей одеться и не смешить людей. Гости от души хохотали над незадачливым проказником. Они бежали за ним и всю дорогу смеялись над ним.
Красный от стыда Хикочи забежал в свой дом и заперся на замок.
Долго-долго не мог прийти в себя Хикочи. Он все думал, думал и никак не мог понять: "Ну как они узнали, что я там был!?"

11

Врун 

В городе Осака жил врун. Он всегда врал, и все это знали. Поэтому ему никто не верил.
Один раз он пошёл гулять в горы. Когда он вернулся, он сказал соседке:

- Какую змею я сейчас видел! Громадную, толщиной с бочку, а длиной с эту улицу.

Соседка только плечами пожала:

- Сам знаешь, что змей длиной с эту улицу не бывает.

- Нет, змея в самом деле была очень длинная. Ну, не с улицу, так с переулок.

- Где же это виданы змеи длиной с переулок?

- Ну, не с переулок, так с эту сосну.

- С эту сосну? Не может быть!

- Ну, постой, на этот раз я тебе скажу правду. Змея была такая, как мостик через нашу речку.

- И этого не может быть.

- Ну ладно, сейчас я тебе скажу самую настоящую правду. Змея была длиной с бочку.

- Ах, вот как! Змея была толщиной с бочку и длиной с бочку? Так, верно, это и была не змея, а бочка.

12

Горное чудище — Омои 

Давно-давно это было.
Жил в одной деревне бочар. Как-то раз пошёл он в соседнюю деревню бочки чинить. Было раннее утро, ещё третьи петухи не пропели. Верхушки гор красным огнём горят, а в бамбуковой чаще хоть фонарь зажигай, так темно.
Идёт бочар по тропинке вверх на гору, вниз с горы, петлей вокруг горы и снова вверх на гору. В руках держит лёгкие бамбуковые обручи. Эти обручи он на бочки набивал, чтобы крепко, дружной семьёй держались вместе дощечки-клёпки.
Идёт и напевает:

Что круглей клубочка-бочка-бочка?
Только бочка, только бочка.
Сутонтон-сутонтон.
Что красивей голубочка-бочка-бочка?
Только бочка, только бочка.
Сутонтон-сутонтон.

Очень бочар своё дело любил.
Вдруг слышит он — хлоп, хлоп! — словно мяч по земле прыгает.
Взглянул бочар вниз с горы — беда!
Скачет ему навстречу по тропинке страшное чудище: нога у него одна и глаз один, а вот рук, как нарочно, две и обе с когтями.
Затрясся бочар от страха. Думает:

«Про такое пугало я никогда не слыхивал».

А чудище смеётся:

— Эй, бочар! Так я, по-твоему, пугало?

Ещё сильнее бочар испугался:

«Откуда он знает, как я его в мыслях назвал? Убегу-ка я скорее направо по тропинке на Кипарисовую гору, к лесорубам. Они меня спасут».

А чудище хихикает:

— Ага, бочар, ты от меня на Кипарисовую гору убежать хочешь вон по той тропинке? А я — прыг-скок — забегу вперёд и поймаю тебя.

«Угадал он,— думает бочар.— Побегу-ка я налево на Сосновую гору к угольщикам под защиту».

А чудище хохочет:

— Так вот что ты затеял! Хочешь на Сосновую гору бежать? Ведь верно? А я твои мысли как в раскрытой книге читаю.

Совсем бочар духом пал: «Все мои мысли горное чудище читает. Всё наперёд знает, что ни придумаю. Пропал я, нет мне спасенья!»

— Правда твоя, бочар,— заливается смехом чудище.— Что ты ни затеешь, я всё разгадаю. Недаром меня зовут Омои — Угадчик мыслей. Но хватит болтать по пустякам, завтракать пора.

Облизнулся Омои, разинул пасть и поскакал вверх по тропинке к бочару. А бочар и бежать не может, ноги к земле приросли.

Посыпались у него обручи из ослабевших рук.

Покатился один обруч вниз с горы, запрыгал, словно заяц, да как щёлкнет вдруг чудище по лбу — пон!

— Ой, ой, ой! — завопил Омои от испуга.

А тут второй обруч его по лбу — пон!

Прыгают обручи, катятся — третий, пятый, десятый,— и каждый Омои по лбу щёлкает — пон, пон, пон!

Завопило чудище диким голосом:

— Ой, боюсь, боюсь, ой, боюсь! Значит, человек может нападать не подумавши. Сначала проглотит, а потом уж подумает, что хорошо бы меня съесть. Как же я хитрости человека разгадаю? Ой, боюсь, убегу на край света, туда, где люди не водятся, а то ещё, чего доброго, съедят меня, беднягу!

С тех пор никто больше не видел страшного Омои.

Слушают люди рассказ про него и смеются: глупое чудище! Ведь бочар нечаянно из рук обручи выронил. В голове у него от страха ни одной мысли и не было.

Но ведь бывает и так. Человеку и надо бы наперёд поразмыслить, а он наобум поступает, не подумав. И покатится у него нужное дело под гору, словно обруч.

Только всем ли, как бочару, от этого счастье?


Вы здесь » Отаку Фестиваль » Япония » Японские сказки